– Благодарю, – еще раз кивнула она и с облегчением выскользнула из залы.
За спиной у нее возмущенно пыхтел Томас, сцапавший за шиворот нерасторопного слугу:
– А ну-ка, голубчик, постой! Ты морду-то не отворачивай. Ну конечно! Уже «отпраздновал»! Дай сюда этот треклятый поднос, иначе ты еще и собственного короля с головой окатишь. Дай сюда, говорю, и брысь с глаз! Ваше величество, позвольте…
– Дай мне кувшин, Том, – сказал Ивар. – Аккуратнее, чуть не опрокинул же! Ты, по-моему, не намного трезвее того бедняги. Томас, брысь, сказано тебе, вон уже рукавом в миску влез! Я налью. А ты лучше спой!
– Это мы с удовольствием! – обрадовался тот, стряхнув с вышитого рукава рубахи капли соуса, и снял с плеча свой инструмент.
Последнее, что успела услышать Нэрис, сворачивая в длинный коридор, ведущий к кухне, это мелодичные звуки лютни. «Какой забавный! – с улыбкой подумала девушка. – И этот Ивар, кажется, приятный человек. Даст бог, мое замужество окажется удачным не только для него и папы».
По вполне понятной причине вход на кухню брауни сегодня был заказан. Пришлось снова спускаться в подвал… Нэрис прикрыла за собой тяжелую дверь, пристроила подсвечник в неглубокую стенную нишу и вгляделась в сырую темноту. Тишина. Странно, должен тут быть, больше ему прятаться негде.
– Чего ищешь? – насмешливо проскрипел знакомый голосок у нее за спиной. Нэрис ойкнула и обернулась. Домашний дух развел лапами в стороны: – Боялся, может, не ты… Уже два раза слуги за вином спускались. Схоронился тут, за дверью, и жду себе тихонько. Это у тебя там что? – Он с интересом принюхался к дразнящему запаху из узелка. – Угощение? Мне?
– Тебе, кому же еще, – улыбнулась девушка, присев на ступеньку и развязывая салфетку. – Вот, прямо со стола!.. Пироги еще горячие. Ешь!
– Ну уважила! – одобрительно причмокнул брауни, цапнув с салфетки перепела и вонзаясь мелкими острыми, как дробленый камень, зубками в нежное мясо. – А то ведь с вашими праздниками голодный почитай с утра!
– А сливки как же?
– Так то когда было? – с набитым ртом возмутился обжора. – Чуть не на рассвете. А уже дело к вечеру! В брюхе аж звенит…
– Ешь, ешь, жалобщик… – фыркнула Нэрис, подвигая брауни медовое яблоко. – А мне вот и кусок в горло не лезет.
– Это зря, – прочавкал он. – Вкусно. Волнуешься, да?
– Конечно, – вздохнула девушка. – Не каждый же день я замуж выхожу! И не каждый день сам король Шотландии у меня по правую руку сидит.
– Так ты короля боишься, что ли? – хихикнул домашний дух, в мгновение ока проглотив сладкое и облизнув шерстистую мордочку. – Как будто он не человек, как все… Он-то небось не смущается!
– Да, судя по всему, маменькины пироги его величество оценил, – улыбнулась девушка, вспомнив, как Кеннет увлеченно опустошал блюдо. – Жаль, она не видит! Уж как бы ей польстило!
– А что такое? Разве она не с вами?
– У нее голова разболелась, – поморщилась Нэрис. – После венчания…
– Ага! – хмыкнул брауни, ехидно блеснув глазками. – Стало быть, платье? Посвети-ка… Ну так я и думал!
– Ага, – кивнула девушка. – Очень мама расстроилась…
– А муж?
– Он, кажется, и внимания не обратил.
– Так ведь оно и главное! – весело махнул лапой домашний дух, принимаясь за пироги. – Жить-то тебе отныне с ним, а не с маменькой! Хотя, конечно, нехорошо это с твоей-то стороны…
– Ой, ну хоть ты не ворчи. И так уже наслушалась. Еще сколько соседи да слуги за спиной шептаться будут.
– Оно тебе важно? – заглянул ей в глаза домашний дух.
– Нет, – уверенно качнула головой девушка. – Мне с ними детей не крестить!
– Ну и вот, – удовлетворенно кивнул он, подбирая с салфетки последние крошки. – Как тебе супруг твой? По душе пришелся али как? Я, знаешь, все-таки не удержался, одним глазком из-за портьеры-то поглядел. Я, слышь-ка, боялся, что тебе какого завалящего подсунут! Мало ли что молодой да влиятельный? А может, хромой какой, да рябой, да злыдень бездушный? Что ты хихикаешь?! – с негодованием шикнул на улыбающуюся девушку заботливый дух. – Чай, не чужая мне! Надо было удостовериться, чтоб все в порядке!
– И?..
– А чего? – раздумчиво ответил брауни. – Я, конечно, близко не подходил… Но так навскидку и с лица и в обращении – все как будто честь по чести. Теперь, пожалуй, и отпускать тебя не страшно. Ты это, весточки-то шли домой! – смущаясь от собственной сентиментальности, вдруг попросил он и, словно в оправдание, повторил: – Не чужая, чай… Тревожиться буду.
– Да как же я тебе напишу? – удивилась она.
– А ты не мне, ты батюшке с матушкой пиши! А я-то уж потихонечку, ночью, пока все спят, и почитаю!
Девушка кивнула и вздохнула с сожалением:
– Жаль, что тебе со мной нельзя!
– Куда уж мне-то? – в тон ей вздохнул домашний дух. – Там небось у мужа твоего в замке-то свой хозяин имеется! Да и… Дом на кого оставлю? Нет, никак нельзя! Мы, брауни, всегда при своем очаге должны находиться.
Они примолкли. Словно легкое облачко грусти набежало на солнце, покрыв тревожной тенью веселый праздник. И даже, казалось, где-то вдалеке смутно прозвучали громовые раскаты. Оторвавшись от своих мыслей, Нэрис подняла голову и прислушалась.
А ведь не показалось!..
Из-за толстой двери со стороны главной залы доносился глухой гул голосов, неясные выкрики. И эти звуки совсем не были похожи на обычный праздничный гомон.
– Не так что-то! – первым высказался брауни, юркнув к двери и тревожно навострив покрытые шерстью ушки. – Слышишь?
– Да. – Она нахмурилась. – Надо вернуться. Может, меня потеряли?